![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Помню, набоковская “Машенька” вызвала у меня возмущение. Весь роман - красивая история о сильной любви, хранимой в перипетиях турбулентных времён, любви почти потерянной и вдруг возродившейся, о надежде, о вдруг обретённых планах на будущее. И вдруг в самом финале главный герой по воле автора хладнокровно взвешивает свою любовь на весах рассудка, выносит ей безжалостный приговор, отказывается от неё, разворачивается и уходит. “Как же так?” - подумал я. То, что я принимал за классический русский роман, вдруг оказалось хитрой игрой с вывертом в конце. Автор посмеялся надо мной: “Шиш тебе, а не классический роман.”
Но потом, позже, я вдруг обнаружил некоторую параллель с “Братьями Карамазовыми”. Катерина поручает Мите Карамазову отнести на почту и послать крупную сумму денег, он идёт и вдруг на полпути принимает совершенно иррациональное решение деньги не слать, а просто присвоить. Я вспомнил, что этот момент у меня тоже не укладывался в голове - как? почему? что за странное движение души? всё равно же всё вскроется, эти шальные деньги не удастся употребить с пользой. И в продолжении романа это подтверждается - у Мити начинают громоздиться огромным комом проблемы.
Но по крайней мере Набоков был реабилитирован. Он даже сжалился над читателем - завершил на этой парадоксальной точке свой роман, не стал раскручивать тему новых проблем героя.
Но потом, позже, я вдруг обнаружил некоторую параллель с “Братьями Карамазовыми”. Катерина поручает Мите Карамазову отнести на почту и послать крупную сумму денег, он идёт и вдруг на полпути принимает совершенно иррациональное решение деньги не слать, а просто присвоить. Я вспомнил, что этот момент у меня тоже не укладывался в голове - как? почему? что за странное движение души? всё равно же всё вскроется, эти шальные деньги не удастся употребить с пользой. И в продолжении романа это подтверждается - у Мити начинают громоздиться огромным комом проблемы.
Но по крайней мере Набоков был реабилитирован. Он даже сжалился над читателем - завершил на этой парадоксальной точке свой роман, не стал раскручивать тему новых проблем героя.